Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Повесть Г.Тихого «Мы не одиноки» рисует мир ближайшего будущего подвластный китайской народной республике, поделившей Землю после краха капиталистической системы управления, капиталистического способа производства и капиталистического же способа организации свободного гражданского общества маленьких капиталистов. Мечты о построении утопии рассыпались в прах, чуть стоило лишь слегка подешеветь нефти Самотлоа, поэтому современные утописты ищут бога из машины не в частной инициативе, а снова и снова в великодержавном государственничестве, связывая свои мечты с посторонним субъектом, которому мечты эти не представляют никакой ценности. Превращение России в провинцию, в энергетический суперпридаток Китая – не новая тема в фантастике, вспомним «Хлорофилию» А.Рубана, «Фугу в мундире» С.Лукьяненко, «День опричника» В.Сорокина, однако новым горизонтом является рефлексия, представляющее событие сие благом.
Жюри премии о повести Георга Тихого «Мы не одиноки»
Ольга Балла:
Несмотря на то, что у Георга Тихого явно есть тщательно продуманная идея, автор не справился с задачей сделать из неё художественный текст, потому что, увы, совсем не умеет писать и, кажется, не слишком уверенно владеет русским языком («пошёл на отдел», «реплика с зала»). То, что у него получилось, похоже отчасти на конспект текста, которому лишь предстоит состояться («Один из новых городов, выросших на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой», — обозначает автор в самом начале место действия. Так покажи же ты, как этот город выглядит! Дай читателю его увидеть. Дай ему хотя бы название! – но нет…), отчасти на старательно написанное школьное сочинение («А начался он так. В один из тёплых дней лета проснулся я рано, так как день в Институте проблем развития намечается трудным» — и что у нас с согласованием времён?..), отчасти – на неуклюжий служебный отчёт, полный тяжеловесных канцеляризмов («В руководимом мной отделе <…> запланирован эксперимент по использованию в своей деятельности такой материальной субстанции как…»), отчасти – на стенограмму заседания, полную их же. С другой стороны, он полон лишних деталей, несомненно, добавленных автором для живости, но совершенно не работающих ни на развитие сюжета, ни на представление сконструированной автором реальности в её своеобразии (например, разговор главного героя с его заместительницей о том, что у неё родилась внучка Катенька. Больше эта заместительница, представленная полным именем, не встретится нам никогда). Видимо, автор считает, что художественный текст – это такой, в котором есть диалоги и упоминаются имена.
Текст не просто тяжеловесный и вязкий, но совершенно неживой. Не говоря уже о том, что у него нет таких пустяков, как сюжет с его развитием, конфликт с его разрешением, характеры в их взаимодействии и т.п. На самом деле, идея «решения проблемы дефицита сырьевых ресурсов» с помощью «Психико-Информационного Поля» (то есть, «новый горизонт» предлагается!) — не пустая, вполне способная работать как основание для фантастического рассказа. Однако автор, по существу, просто пересказал эту идею – довольно детально, но плохо слушающимся его языком, в долгих, усыпляющих монологах главного героя-повествователя и нескольких – призванных, видимо, не дать читателю заснуть окончательно — диалогах. Но к художественной литературе это пока не имеет никакого отношения и могло бы без ущерба для дела быть изложенным, скажем, в форме манифеста – который автор, по существу, и написал, — особенно если с этим манифестом ещё поработал бы литературный редактор.
Я уже поняла, что в каждом пуле «Новых горизонтов» должна быть по крайней мере одна вещь, которая оказалась тут явно ну, мягко говоря, лишней. Вот и опять. Перед нами даже не рассказ, а что-то вроде короткого трактата, где герой в форме лекции излагает свои мысли и отвечает на вопросы. Ни возраста героя, ни его профессии мы на самом деле не знаем – вроде он приехал в какой-то российско-китайский научный городок с группой молодых ученых, и сразу развернул вот это – эксперимент, лекция, план спасения человечества, глобальное открытие…. Забавно, что в начале рассказа к нему подходит его помощница и просит отпустить ее на сегодня, поскольку у нее родилась внучка. Герой ее отпускает, больше ни помощница, ни внучка в тексте не фигурируют, и что и зачем это было, не очень понятно. Дальше про людей кончается, начинается про идеи. Идеи, высказанные героем рассказа (который не совсем рассказ) либо очень наивны, либо вторичны; идея с пойди-туда-не-знаю куда, пока я тебе телепатически сигналю, кажется, была в рассказе у Булычева «Умение кидать мяч». Но понятно, все нашего героя слушают, раскрыв рот. Собственно, о том, что мозг просчитывает варианты и приходит к оптимальным решениям без участия сознания, которое только мешает, уже говорено-переговорено, а помогает ли ему в этом какой-то ПИП, или старая добрая ноосфера, это уж как посмотреть. То, что человеческий мозг не самостоятельно действующий орган, но некий приемник, тоже не первой свежести идея (собственно, кроме идей в тексте ничего нет, ну очередной план спасения человечества путем расселения его в коммуны по интересам и города-сады по идее автора должен привести к экономии ресурсов – хотя на самом деле непонятно с какого бодуна, даже если там у него на фермах роботы вкалывают, то кто-то же должен строить и утилизировать этих роботов, ну и так далее).
Ирина Епифанова:
Это произведение, честно говоря, сбивает с толку. При попытках вычленить сюжет очень отвлекают технические шероховатости текста. Всю дорогу ломаешь голову: это автору так гениально удалось сымитировать рассказ лирического героя, максимально далёкого от литературы и за перо взявшегося впервые в жизни, из-за чего текст изобилует канцеляритом и косноязычием, или?.. Но как бы то ни было все эти «прислушивание к интуиции», «реплика с зала», «поздравление за интересные доклад» мешают и наводят на подозрения, что это всё-таки не фича, а баг.
Далее. А в чём, собственно, НФ-составляющая? Существует некий НИИ, где работает главный герой, и этот НИИ занимается изучением психико-информационного поля человечества (ПИП). Ничего нового, всё это где-то было уже мильон раз. Описаны проводимые сотрудниками института исследования ПИП настолько гм... «убедительно», что... Ну да, наверняка у нас под видом науки пилится немало бабла и расходуется на всякую абсурдную псевдодеятельность, но уж хотя бы от научно-фантастического рассказа ждёшь, что наука в нём будет описана как что-то осмысленное и двигающее человечество вперёд.
В общем, текст после себя оставляет тягостное недоумение: а что это было? То ли сатира (тогда как-то недостаточно смешно). То ли попытка футурологии (серьёзно?).
По прочтении я снова вернулась к первому абзацу: «В нем и произошел необычный эпизод, о котором поведаю Вам, дорогой читатель». И далее ни о каком необычном эпизоде речи не идёт. Что хотел сказать автор? Загадка.
Вадим Нестеров:
Единственное объяснение, которое я смог придумать наличию этого текста в списках – что этот текст продали как пародию на современную научно-социальную фантастику. Тогда это очень плохая пародия.
Екатерина Писарева:
Текст Георга Тихого – это очень странная повесть. Название неудачное, с таким же успехом можно было вообще никак ее не называть.
Автор обозначает свой текст как «эксперимент» и ведет повествование от первого лица. В центре сюжета – герой, который вместе с группой молодых ученых едет в новый городок, выросший «на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой». Он очень обеспокоен тем, что сырьевые ресурсы могут быть исчерпаны, а дальше наступит производственный голод. Планету надо спасать! Но спасения как такового не происходит. Автор намечает проблемы (выводит их в качестве доклада своего героя), но никаких активных действий не предпринимает. Скорее это текст-предупреждение, но сделанный очень уж топорно.
Я, видимо, крайне наивный человек. Увидев фамилию автора рассказа, «Георг Тихий» – почти «Ийон Тихий» – решил, что передо мной – откровенная пародия. И до последней страницы ждал – когда же автор «вскроется», когда же можно будет облегченно рассмеяться. Не дождался. И, учитывая, что с чувством юмора у меня всегда все было благополучно, могу сказать создателю рассказа «Мы не одиноки» одно – если вы задумывали пародию, то у вас не получилось. Не смешно. А вот если все это написано «на серьезных щах», тогда даже трудно вообще что-либо сказать. Только одно – «у-у-у, как все запущено…»
Судите сами – действие развивается в одном из «новых городов, выросших на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой». Такой зачин вполне своевременно выглядел бы в советском научно-фантастическом очерке годов этак 1957-1958-го. И все дальнейшее тоже навевает воспоминания о давно усопшей советской НФ времен хрущевской оттепели. Суконный стиль, картонные персонажи, длительные рассуждения и лекции о том, как правильно использовать ПИП – Психико-Информационное Поле… И еще рассуждение о том, как взаимодействие с этим самым ПИПом привидет к «благорастворению воздусей и процветанию озимых», то есть – к созданию идеального общества. В тексте даже сомнительные похвалы коммунистическим идеям можно легко обнаружить. И в конце рассказа автор призывает неуклонно слушаться ПИП, и тогда «благо нам всем будет».
Не совсем по теме, но не могу не поделиться собственным субъективным опытом восприятия данного текста – одно время изучал различные деструктивные культы. Так вот, у сайентологов сокращение ПИП означает «потенциальный источник проблем». Советую в таком варианте расшифровки перечитать все высокопарные рассуждения протагониста. Становится смешно. Может быть, в этом и заключался запланированный юмор автора? Но что-то уж слишком тонко и рассчитано на совсем уж узкую аудиторию…
Впрочем, хочется надеяться на лучшее и думать, что Г. Тихий стремился всего лишь создать стилизацию под отечественную научно-фантастическую прозу пятидесятых годов ХХ века. Тогда тоже не очень хорошо получилось. Стараться надо лучше. И сюжет какой-никакой в текст «завезти».
Воспринимать же всерьез столь унылые пассажи, как в «Мы не одиноки», сейчас, в начале XXI века, невозможно. В любом случае, перед нами творческая неудача: как пародия – не смешно, как стилизация – слабо, как серьезное произведение…
Нет, всерьез это «произведение» воспринять просто нельзя. Нельзя – и все.
Нечего менять плохое Прошлое, надо лечить Настоящее и строить лучшее Будущее / статья "Филип Киндред Дик: Человек, слишком рано открывший двери восприятия" (Сергей Соболев)
Мы все сегодня живём в эпоху видео-ревью и потокового мультимедиа вещания (Live streaming). Тем более знаково и трогательно обернуться назад и попробовать отследить, с чего начинались первые шаги отечественных фэнзинов. Тот труд различных творческих сообществ любителей фантастики трудно переоценить. И именно они во многом способствовали популяризации НФ литературы для не избалованного на тот момент количеством периодики отечественного читателя.
Вне всякой навязчивой нарочитой критики, но по сравнению с тотальной безответственностью блогеров YouTube, когда автор темы порой занят в основном тем, что изящно скользит по поверхности, — вклад той периодики в развитие своего направления очень глубок и серьёзен. На мой притязательный вкус серьёзного вдумчивого зрителя и читателя у видеохостинга на сегодняшний день есть ряд весомых преимуществ по сравнению с классической литературной подачей. Вопрос по существу состоит лишь в том, насколько определённый пользователь сети разбирается в освещаемом материале. Увы и ах, серьёзных юзеров (и соответствующего видеоконтента) не так много, как хотелось бы.
И в любом случае у так называемой классической литературы, которую сегодня настойчиво теснит видео и аудио формат, по-прежнему много своих поклонников и искренних доброжелателей. При особой любви к теме и соответствующей эрудиции вне всяких броских и порой спекулятивно растиражированных за счёт основного содержания красивых картинок, можно создать очень интересный интеллектуальный продукт.
Именно в этом аспекте классного и талантливого самовыражения свёрстан "Путеводитель по фантастике барона Велобоса" — лимитированное автором издание, вышедшее малым тиражом в уже далёком 2012м.
Кстати, неформат творческого мышления яркой и личной резолюцией позитивно бьёт по глазам буквально с обложки: Велобос это прикольный перевёртыш фамилии автора. Соболев — удивительный литературный хамелеон, виртуозно и к месту меняющий различные маски. И многие из них, по моим личным ощущениям, в том числе эзотерические: настолько глубоко и сильно умеет этот автор срастаться с любой сложной темой, несмотря на то, что писать в формате подобной эссеистики и быть всегда оригинальным, достаточно тяжело. Впрочем, об этом попытаюсь подробно рассказать ниже — согласно условной иерархии авторского сборника и его значимых статей. И безусловно на уровне личного восприятия в этой статье возможны мои неумышленные искажения и погрешности сути аналитических материалов Сергея Соболева — номинанта и лауреата таких значимых премий (их много больше в ключе достижений в этом направлении) как "АБС-2007", "Бронзовая улитка" и "Фанткритик-2010".
В аспекте освещаемой темы стоит отметить, что у формата подобных антологий есть определённые плюсы по сравнению с цельной формой художественного произведения (романа или повести). Такие сборники — разные по стилистике и эмоциональной окраске в своей подаче — можно сначала бежать по диагонали вне всякой хронологии. И лишь потом, словно складывая цельную картинку единого пазла, возвращаться к идейным фрагментам схожего контента, терпеливо дочитывая статьи прежних разделов.
И это тот показательный случай, когда книгу начинаешь буквально гонять по кругу, после завершения вновь с приятным ностальжи возвращаясь к началу.
Среди прочего подобная антология статей, безусловно объединённая одной темой любви к НФ литературе, по умолчанию включает у читателя элементы проективного мышления, настойчиво предлагая сместить ракурс привычных суждений и расширить стандарты определённых канонов.
И, да, представленную ниже структуру изложения можно анализировать и освещать вне всякой условной последовательности предлагаемых материалов — настолько удачно рассредоточен ключевой концепт по всему основному содержанию сборника.
А если по определённым причинам буксуешь в какой-то статье, можно перелистнуть и вернуться к ней позже. Например, несмотря на то, что крепко сбитая "Альтернативная история. Пособие для хронохичхайкеров" условно поделена на несколько ёмких статей, каждая из них по цельности содержания представляет собой логически законченную и самостоятельно выстроенную часть этой монографии.
Умышленно ли это получилось или просто дань закономерной случайности, но статьи в этом тематическом путеводителе грамотно свёрстаны (талантливый труд Владимира Мамонова — ныне компания "Издатель ИП Мамонов В. В.") от сложного к простому. И этот аспект отлично держит фокус внимания читателя: по моим личным ощущениям вначале книги лучше сосредоточиваешься, а после середины повествования уже с удовольствием расслабляешься и сам текст летит словно по инерции.
Ярким флэшем уместных личных откровений выделяется из этого материала предисловие коллег Сергея Соболева. И это тот редкий случай, когда предисловие сделано не менее интересно и увлекательно, чем сама книга. Оно, словно нож в масло, мягко заходит в основное повествование главных авторских концептов, наиболее полно отражая особое настроение сборника. Разные по стилю высказывания, словно росчерки коллективного бессознательного, формируют некий общий интеллектуальный фон книги.
Вступительная статья Владимира Ларионова (талантливого профессионала, который искренне увлечён своим делом) сделана в тёплом, подробном и достаточно хрестоматийном ключе.
Сейчас уже трудно вспомнить, каким образом ко мне попал самый первый (не по своему порядковому номеру) выпуск «Семечек», скорее всего Соболев прислал мне его почтой в конце девяностых, поскольку мой адрес, как активиста КЛФ-движения, возглавляющего сосновоборский Клуб любителей фантастики «ФантОР», в своё время был широко растиражирован в различных межклубных информашках. Позднее я стал помогать создателям фэнзина различными материалами и фотографиями, а с 2000-го года писал для «Семечек» отчёты о конвентах, рецензии, сделал несколько интервью… Тогда всемирная паутина ещё не опутала Россию, и роль фантастического самиздата нельзя было недооценивать.
А уместная самобытная ирония Алексея Караваева (соредактора этих самых "Семечек" — оригинальной НФ периодики тех лет, которая выходила с 1997 по 2003гг) словно дожимает этот градус единого творческого контента. Это в определённом смысле заводной драйвер всего сборника и одновременно ключ к понимаю того, что такое творчество в том числе тогда, когда искренне горишь заветной идеей реализации своего хобби. Подобные ироничные высказывания в самом хорошем смысле этого понятия невозможно читать без улыбки, местами скатываясь в искренние lol*ы — настолько талантливо и с душой всё написано. Юмор — очень тонкий инструмент. И на мой притязательный вкус автор нижеприведённой цитаты владеет им просто виртуозно.
Про фензин: Ехидный фензин с хроническим недовозом запятых, прогульщиком корректором, со статьями, рецензиями, обзорами и разоблачительными материалами. Форматом А4 — это креативно! Так случились "Семечки". Благодаря "Семечкам" мы приобрели определённую скромную репутацию, множество друзей и даже кучку врагов.
Как бы это странно не звучало, данный авторский сборник среди всего прочего — это хороший повод глубоко проанализировать свою мотивацию по созданию потенциального интеллектуального продукта и отследить по условной линейке времени своё целеполагание. И да, по сравнению с девяностыми годами прежнего века чисто технически предлагать свой продукт во внешнем мире стало в определённом смысле гораздо проще. Но ведь часто так бывает, что идеи и адекватное мужество проявить себя во внешнем мире по инерции бьют ключом, а витальная (жизненная и культурологическая) энергия заканчивается…
Эту тему Соболев на аллегориях ещё раз талантливо поднимет для внимательного читателя в статье "Филип Киндред Дик: Человек, слишком рано открывший двери восприятия".
Самобытный американский фантаст высказался на эту тему в своё время достаточно броско, веско и нарочито, — с только присущей ему манерой пошутить над самим собой. После заслуженного "Хьюго" за великолепный роман "Человек в высоком замке" в 1964 году Дик написал следующее: "Я был пишущим дураком. 16 романов за 5 лет. Сколько так могло продолжаться? У меня не идеи кончились, а энергия".
Как проторить своими силами в оригинальном творчестве именно Дорогу, а не въехать в Тупик?.. Так или иначе, но подобные риторические вопросы сквозной недосказанностью гуляют по многим абзацам этой крепко сбитой антологии.
Идеология писателя-фантаста — это ещё одна интересная тема для анализа и вдумчивых рассуждений. Хотя я в свою очередь не до конца согласна с мнением Соболева о том, что только еретики могут двигать абстрактное мышление вперёд. И только им дано разомкнуть привычные границы восприятия и создать лучшие образчики направления альтернативной истории (АИ). Мне показалось это слишком жёстким термином и радикальным концептом мышления. И что касается того же Дика, — возможно это вопрос всё той же обманчивой" терминологии, — но он ведь не был еретиком, когда создавал один из лучших своих романов "Человек в высоком замке" (1962). В определенный момент разочаровавшись в ортодоксальных канонах католицизма, Дик с головой ушёл в буддизм. И дело ведь не совсем в том, что "подбрасывание монеток" в контексте гадания на "Книге перемен" было нужно автору для затравки будущего романа. Дело скорее в другом, — для Дика это познание на тот момент было очень серьёзным. Не менее серьёзным, чем для того же КГЮнга (который закономерно был кумиром американского фантаста), когда Юнг, будучи человеком незаурядного европейского ума, отправился искать истоки другой идеологии (глубокой веры и мудрости) в Индию и Мексику. И для многих не секрет, что храм души в азиатской и европейской идеологии запечатлён существенными различиями базовых принципов и концептов.
И, безусловно, в качестве искреннего фана ФКДика меня подкупило своей тёплой, простой и очень эмоциональной подачей это эссе на тему творчества великого американского фантаста. А поскольку всё великое всегда видно издалека и подобная глубина познаётся со временем, — многие смыслы его рассказов и романов на сегодняшний день реально расцветают иначе. И те вещи, которые в 60х годах прежнего века многими ощущались с точки зрения отвязных тусовочных забав и творческого курева известной травки (знаменитая шутка Дика о том, что в те годы каждый умел видеть маленького Будду в складках своей одежды, известна любому фану его творчества), теперь в глубоком осмыслении его романов воспринимаются куда глубже и серьёзнее. Данная статья Соболева — это ёмкая качественная выжимка из биографии и творческого пути Филипа Дика с аналитическим разбором его значимых работ, сквозными мыслями из его интервью и уместными цитатами знаменитых романов. И данная работа — жемчужина этого авторского сборника. Некоторые романы захотелось вновь взять в параллели чтения. Некоторые темы, например о том, что у Дика в ключе его эксцентричного поведения подозревали эпилепсию височной доли, развернули биографию этого неординарного человека в иную сторону. Дик был среди прочего предрасположен к аутоагрессии и в состоянии экзистенциального кризиса по умолчанию принадлежал к категории потенциальных (и фактических) суицидентов со всеми вытекающими отсюда последствиями в ключе его биографии и макетов оригинальных произведений.
И что касается различных альтернативных мнений: у ФКДика многие аналитики предполагают редкий феномен. Он не был ни гуманитарием, ни аналитиком в чистом понятии этих определений. Дик, быть может, этого умышленно не желая, постепенно разогнал до нужной синхронизации левое и правое полушарие головного мозга. Именно поэтому в его романах так много изумительного бреда. И именно потому этот самый бред имеет чёткую структуру по замыслу определённого произведения. Дик был интеллектуально глубоким автором, — с развитой неординарной фантазией и сильно разогнанным воображением.
Практически всю жизнь подозревая самого себя в несуществующих болезнях (многие из его опасений на сеансах психиатров объективно не подтвердились), Дик в качестве талантливого самоучки вызубрил весь базис европейской психологии.
И, да, я согласна с Соболевым: это только на первый взгляд Дику свойственно в романах обрывать свое повествование на условном троеточии, эффектно обваливая концовки. На самом деле, если внимательно вчитаться в закольцованный сюжет этого талантливого представителя новой волны, его авторская мысль выглядит вполне предсказуемо. Хотя она и не менее оригинальна в сегменте НФ литературы. И я искренне поддержу мнение автора сборника: многие нападки и обвинения в тяжёлой наркозависимости Дика очень сильно преувеличены и умышленно распиарены. Наркотики, амфетамины, транквилизаторы и прочие психотропные препараты сами по себе не дают любому автору ни способностей, ни таланта, ни особого дара перенести и структурировать на бумагу свои размышления. В творчестве были прецеденты классических наркоманов, но одно это обстоятельство никогда не выступало гарантом неординарного мышления и самобытного таланта сильного фантаста. Выйти за границы привычной реальности только с помощью наркотиков, безусловно, можно. Но остаться в памяти преданных фанов с великолепным пластом объективно сильных романов, обласканных заслуженными премиями и большими тиражами, вряд ли получится.
Уметь маркировать в литературе альтернативную историю и криптоисторию (а также не самые лучшие её образчики) — это ключевая тема повествования всего сборника. Кстати, уметь отличить так называемую идеологию о переосмыслении (очень модный термин, постепенно уверенно набирающий в блогах свои идейные обороты) объективной истории в контексте уже случившихся значимых событий от креативной подачи НФ фантастов, пишущих в сегменте альтернативной истории — это в том числе актуальный навык и виртуозное умение современного читателя. Ибо в тех тоннах литературы, которые сегодня изощрённо навязывают читателю, под пышными аннотациями искусно спрятаны тщательно завуалированные образчики информационной войны. И под красивой романтической суперобложкой с ловко размещённой на форзаце выжимкой любовных приключений главных героев вполне могут скрываться бездарно написанные, но рьяно рвущиеся во внешний мир, откровения австралийского коллаборациониста. Увы и ах, но мы сегодня среди прочего живём во время тотального переосмыслении всего и вся. Вероятно, это веский довод издательств и web-порталов, размещающих подобную литературу, по-своему бороться с конъюнктурой. Хотя, безусловно, для понимания оного понятия (что такое конъюнктура), нужно сначала хорошо владеть базовыми знаниями подлинных событий и биографий.
К слову отмечу, что многие вещи сборника совершенно неожиданно (помимо основного анализа) написаны с некой поэтикой, — на плотных гибких метафорах с классно проработанной стилистикой изложения. Например, метафора движения некоего транспортного средства и различных способов передвижения классно зашита как в тёплых цитатах предисловия, так и в заглавиях многих статей. В этом проявляется отлично выточенная стилизация сборника и его ключевых статей.
И если подходить ближе к теме фантастов, вот что среди прочего пишет в своём очерке "Аркадий и Борис Стругацкие" в контексте тёплой символики оригинального текста автор данного сборника о творчестве знаменитых фантастов.
Настоящая классика — это окружающий писателя мир, спрессованный могучей силой таланта в кристалл, подобно тому как обычный мягкий графит под давлением земной толщи и высоких температур спрессовывается в самый твёрдый алмаз, в каждой грани которого потом отражаются всё новые и новые стороны бытия, в зависимости от позиции наблюдателя, зрителя, читателя, и эта многоплановость обещает талантливым книгам долгий век существования.
После такой подачи я заново влюбилась в творчество Стругацких, и тёплой волной вновь накрыли аллюзии из любимых романов.
Возможно, далеко не каждый читатель знает секрет успеха произведений этого соавторства в контексте создания крылатых метафор двух литераторов.
Собственно, написание текста происходило тогда, когда Братья собирались вместе за письменным столом: "Один из нас садится за машинку, другой — рядом. План всегда подготовлен заранее — весьма подробный план с уже продуманными эпизодами, героями и основными сюжетными поворотами. Кто-нибудь из нас предлагает первую фразу. Фраза обдумывается, корректируется, шлифуется, доводится до уровня готовности и, наконец, наносится на бумагу".
Братья Стругацкие использовали удивительную методику, которая позволяла им добиваться высокого качества своей прозы: каждая фраза рассказа, повести, романа проговаривалась вслух, обкатывалась устно и лишь после этого заносилась на бумагу. Стругацкие неоднократно говорили читателям про эту техническую сторону своей работы, отвечая на вопрос "как вы пишите вдвоём", но очень немногие авторы могут воспользоваться этим приёмом.
Детальное обсуждение сюжета и значимых фраз — фирменный стиль этих двух фантастов. Во время сочинения фрагмента текста один из них проговаривал вслух определённые фразы, как бы со стороны сканируя, насколько удачно они ложатся на подсознание потенциального читателя. Такая притязательная "сказкотерапия", при которой оттачивается каждое слово и происходит поиск более лаконичных форм и выражений, свойственна в творчестве не только Аркадию и Борису. Но, как бы то ни было, многие авторы пользуются этой методикой только на уровне аккуратного избегания труднопроизносимых имён, даже не подозревая порой, как много они теряют в аспекте отлично выточенного творческого продукта.
Высокая цитируемость произведений Стругацких многими биографами объясняется именно технической стороной создания текста. К слову сказать, для многих авторов творчество — это настолько неупорядоченный процесс, что они даже банально ленятся набросать себе предварительно мало-мальски внятный план создания определённого текста. И я не уверена в свою очередь в качестве притязательного читателя, что писать под броским слоганом "куда святая вывезет" — это залог успешного творчества и адекватного признания текста во внешнем мире.
Знаменитые бойцы невидимого темпорального фронта использовали на удивление простую методику, которая технически вытачивала их тексты до завидного мастерства. Эти тонкости по умолчанию поясняют актуальность, гибкость и маневренность многих произведений Стругацких в том числе и сегодня.
Что касается конъюнктуры произведений Стругацких, их идеологии и креативности в ключе освещаемой темы известных повестей можно сказать следующее. Неординарность творчества Стругацких состоит в том, что их читают и перечитывают с завидным постоянством самые разные по своему бэкграунду читатели.
Этим двум советским якобы конъюнктурным авторам, "пишущим под заказ сверху", удалось уже в своё время выйти на большой диапазон целевой аудитории. И по определённым причинам их творчество уже тогда было известно и востребовано не только в странах соцлагеря, но и в капдержавах, с абсолютной иной идеологией свободной конкуренции. Возможно, Стругацкие были по-своему интересны западному читателю в том числе по той причине: этим фантастам, так или иначе, удалось создать одну из самых привлекательных и энергетически чистых оригинальных вселенных в мировой литературе. И сегодня, по прошествии больше полувека со времени написания известных повестей и романов, их актуальность ведь по-прежнему не падает. А с точностью до наоборот отражает яркие предпосылки всей современной мировой проблематики. Если даже бегло вспомнить их великолепную повесть "Хищные вещи века" (1965), то ставится до крайности очевидно: потребность украшать себя новыми игрушками, девайсами и классными модными штучками "закусывает насмерть" статичного индивида именно сейчас, как никогда раньше. И дело даже не в том, что к каждому потенциальному обладателю очередной роскошной вещи (который закономерно хочет идти в ногу со временем) нужно обязательно клеить ярлык "мещанин". Дело скорее в другом, — если бы мы научились на внутренней резолюции объяснять себе — и проговаривать вслух по той же полезной методе АБС — что-то типа "Зачем мне нужна эта конкретная вещь именно сейчас", количество бездумных (и безумных) покупок значительно сократилось. И здесь подводя яркий маркер освещаемой темы: а разве не в этом ключевой посыл серьёзной НФ литературы, который заключается прежде всего в том, чтобы научить своего читателя жить осмысленно?
И сколь бы много не обвиняли Стругацких в вынужденной конъюнктуре — в том, что якобы тогда в советских реалиях очень сложно было подняться выше банального регламента великой некогда державы — здесь стоит резонно заметить следующее. Сейчас мало кто так пишет, несмотря на полную свободу воли и личного самовыражения. Наличие таланта не зависит напрямую от тех условий, в которых рождается и живёт тот или иной человек. Талант и самобытный стиль изложения — это скорее данность от рождения, которая кропотливым трудом постепенно доводится до идеала. Это по-своему доказали на языке своих оригинальных произведений братья Стругацкие. И это до сих пор тянет нужный знаковый интерес к подобному сегменту серьёзной НФ литературы. Их эпохальный корпус повестей, получивший название Мир Полдня, до сих пор вызывает много споров, разногласий и разночтений. А их роскошная метафора про шоссе без возврата (анизотропное шоссе) и сегодня виртуозно заимствуется в постмодерне, например, тем же Виктором Пелевиным, который в свою очередь доводит до идеала лучшие образчики классической литературы в своём оригинальном творчестве.
Стругацкие, безусловно, закладывали в свои произведения много больше, чем "модный кич" тем советским реалиям. Их произведения и теперь читаются как некие образчики многослойного творчества с великолепно проработанной идеей. И далеко не все тексты этих авторов безоговорочно брали в печать. Например, свой роман "Град обречённый" 1974 года Стругацкие в своё время написали условным сегментом как "прозу в стол" и предложили его в печать лишь в 1988 году.
Бессмысленно обвинять Стругацких в том, что их тексты конструировали коммунизм и некое общество утопии.
Возможно, некоторые концепты тех реалий на сегодняшний день устарели. Но я в свою очередь полностью согласна с автором статьи: морализаторство Стругацких условно. На самом деле, пользуясь расхожей цитатой их "Стажёров" (1962), "тривиальный" экзамен на право быть человеком мы, даже порой этого не подозревая, сдаём каждый день. И здесь уже ярким акцентом раскрывается тема не только эзотерических, но и психологических масок.
Нужно заметить, что особым краеугольным камнем стоит в Мире Полдня "Трудно быть богом" (1964). И честно признаться, эта повесть Стругацких вызывает столько различных мнений и трактовок даже в вопросах жанровой принадлежности данного произведения, что многие читатели неумышленно занижают её рейтинг, ошибочно причисляя этот замысловатый сюжет в сегмент шпионского фэнтезийного боевика или очередного иносказания "про попаданцев". Та вертикаль, на которую Стругацкие вышли с этой повестью, реально потрясает своей высотой и тройными смыслами возможных трактовок. Вероятно, любая потенциальная критика — это по обыкновению вопрос бэкграунда читателя и его восприятия непосредственно. По моим личным ощущениям, когда дочитываешь до конца "ТББ", в голове настойчиво крутится вот этот трёхслойный афоризм, расцвеченный мудростью и сакралом времён сотворения мира: "Когда наступают тёмные времена, воины света надевают маски".
Роскошно сделанная работа о творчестве Стругацких — это краеугольный камень сборника. После прочтения этого материала начинаешь как-то иначе оценивать всю ту современную литературу, с которой ежедневно по умолчанию сталкиваешься на рассылках того же литреса. Бесконечный поток литературных предложений, безусловно, не гарантирует по умолчанию качества предлагаемого продукта, сколь бы много труда и усилий не вкладывал мерчандайзер в свою актуальную ныне профессию.
Как уметь конвертировать успех не только в денежные знаки и сделать свой конвент самодостаточным? Так или иначе, подобная риторика приятно сквозит по многим статьям сборника. И это красная нить повествования, виртуозно вплетённая в анализ творчества многих фантастов. Одержимость в творчестве не в контексте банального самолюбования и нарциссизма, а в ключе глубокого понимания и любви к теме — это главный аспект данного великолепно сбитого авторского сборника.
Тема темпоральности в НФ не нова. Но в данном случае в контексте этой книги увлекает сама подача глубокой гибкой метафоры в стиле роуд-муви с ощутимым тонким налётом уместной иронии. Шальные хроновыверты с использованием различных сегментов освещаемых произведений (написанных в разное время, но виртуозно подытоженных автором в единый концепт) и классно представленные аннотированные материалы — это изюминка подобного изложения "Путеводителя по фантастике барона Велобоса".
И возвращаясь к знаковой монографии "Альтернативная история. Пособие для хронохичхайкеров", в свете которой Соболев стал лауреатом премии "Бронзовая Улитка" 2007 в жанре публицистики, хочется ёмко пройти по основным аспектам этой статьи.
Автор данного сборника предлагает научиться систематизировать и грамотно разделять на смысловые полутона значимые определения. И во избежание терминологической сумятицы стоит дать выразительное определение жанра альтернативной истории как таковой.
Альтернативная история — произведения, в которых рассматриваются вероятностные миры, выросшие из известных обстоятельств, после какого-то значительного или незначительного события, которое произошло не так, как в нашей реальности, и поэтому альтернативный мир стал кардинально отличаться от нашего мира, но в произведении авторы зачастую используют известных исторических персонажей, порою — в совершенно несвойственном для них качестве. Если в рассказе появляется путешественник во времени, дверь в иное измерение или ещё какой хрононавт, то произведение можно отнести по формальным признакам к АИ, хотя ощущение необычности в полной мере добиться уже невозможно. В строгом смысле чистой АИ можно назвать чрезвычайно малое количество произведений: в основном писатели используют и путешественников во времени, и гипотезу о параллельных мирах, и прочие вмешательства извне.
Чистая АИ не должна явно сопрягаться с нашим историческим пространством, за исключением случаев "камео", несущих зачастую сатирический элемент. Интересны произведения, отстоящие от вероятностной развилки на дистанцию в одно — два поколения: можно узнать подробности перелома в истории, и понаблюдать, к каким гипертрофированным последствиям в науке, технике и политике всё это привело.
Как глоток свежего воздуха для ревнивого киномана ощущается попытка сопоставления кино и литературы в жанре АИ. На выразительном примере фильма "Последнее искушение Христа" Мартина Скорсезе (The Last Temptation of Christ / 1988) автору удалось в яркой и сочной аннотации настолько интересно и нестандартно подойти к этой теме — картину "пришлось" отсмотреть заново. Я искренне благодарна за подобную креативно сделанную провокацию. Ибо чем взрослее становишься — тем закономерно сильно смещается привычный угол восприятия. Великолепный и мудрый Мартин Скорсезе предложил своему зрителю один из лучших образчиков альтернативной истории, снятый по роману Никоса Казандзакиса "Последнее искушение" (1955) и тем самым заставил критиков пересмотреть привычные ориентиры суждения его творчества.
Как писал о фильме критик Стивен Грейднус: "Последнее искушение" — из тех опасных работ, оценка которых требует большого риска. Критику приходится судить не столько фильм, сколько самого себя".
И это один из самых тёплых осмысленных откликов. Увы, далеко не все критики излагают свои мысли в таком благородном контексте. Многие из них ругают недопонятое эстетическое мышление режиссёра, даже не до конца ознакомившись с базой исходного материала. Что касается непосредственно фильма известного американского режиссёра, критика этой работы разделилась на полярные суждения. Одни отметили нестандартный подход режиссёра к стилистике романа Казандзакиса, одновременно отметив, что Скорзесе удалось создать маленький шедевр в нише киноискусства. Другие броско констатировали надругательство над христианскими святынями, изящно умалчивая тот факт, что церковь своей внешней деятельностью в контексте интеграции с государственной политикой часто осуществляет в этом направлении куда больше вредных мероприятий, чем любой творец на ниве своего самого буйного воображения.
Кстати, постоянные споры о тлетворном влиянии излишне богатой фантазии определённого драматурга в рамках альтернативной истории жарким пламенем периодически разгораются и сейчас. Данное направление обвиняют среди прочего в растлении зрителя и читателя. И это как раз тот показательный случай, когда настойчиво путают и смешивают в одно общее понятие жанр АИ и криптоистории — абсолютно разные формы (и мотивации) представления информации.
И, да, выбор потенциальной "запрещённой" темы для очередного одиозного обсуждения и порицания не имеет особого значения. Я полностью согласна с автором сборника: Догматики — они везде одинаковые.
Касательно этого уникального направления АИ для меня в качестве внимательного читателя в какой-то момент стало очевидным следующее. Художественные произведения, которые написаны в жанре альтернативной истории изначально создаются вовсе не для того, чтобы преподнести какой-то урок или назидание с точки зрения уже произошедшей объективной истории; скорее они учат виртуозно настраиваться на волну автора и уметь ловить тонкий нерв многослойного произведения, которое по умолчанию настолько сложное, что раскрыть его можно только на глубоких метафорах.
Вероятно, в кино эту задачу несёт на себе по умолчанию артхаус — авторское кино, в концепте и в закольцованном сюжете которого уместны все возможные фантдопущения.
Феномен возникновения этого уникального литературного явления в жанре АИ автором рассмотрен в статье очень интересно и талантливо. Хотя и местами (здесь только моё личное ощущение) из потока оригинальной мысли Сергея Соболева "тебя" выбивает обилие упоминаемых критиков на освещаемые произведения. Безусловно, в контексте цитат эти оригинальные высказывания несут на себе огромную информационную нагрузку. Но нужно обладать такой же эрудицией, чтобы текст в этих местах именно летел. Статичный читатель типа меня буксует, вязнет и тормозит в этих местах. Приходится в который раз ловить себя на мысли: для того, чтобы уметь читать подобную публицистику, нужны определённые навыки работы с плотным и серьёзным текстом.
В свою очередь достаточно интересно размышлять на страницах этого сборника о парадоксах возможных исторических "вилок" — что бы человечество могло получить взамен, после незначительного обстоятельства, изменившего весь ход значимых событий. Рассматривать подобные версии событий в канве определённого художественного произведения (кино или литературы) — это особое мужество автора, которым он среди прочего щедро делится со своим вдумчивым читателем.
На мой личный вкус внимательного читателя условные рамки АИ в научной фантастике и посмодерне много шире, чем это кажется на первый взгляд. И порой концепт именно частной истории story, а не общей history несёт на себе основную нагрузку АИ. Именно он ближе всего стоит к жанру альтернативной истории. И метаморфозы субъективной реальности в художественных произведениях могут быть представлены различными способами воплощения фантазии определённого автора.
Вероятностные параллельные миры; проецирование памяти на определённые значимые события; время как отождествление работы сознания; альтернативные "вилки" уже случившихся явлений — всё это ярко расписано в крепко сбитой главе "Что может быть проще, чем время?" которая в своей грамотно продуманной иерархии составляет костяк "Альтернативной истории. Пособие для хронохичхайкеров".
От себя по существу вопроса скромно добавлю. Возможно, нам порой реально не хватает этой самой простоты для понимания одной значимой (не сложной) идеи. Время — это прежде всего то, что формирует и генерирует наше сознание. Начиная от ощущения минут в сутках и заканчивая различными изматывающими травматическими связками вынужденных путешествий в "болтанках" временных тоннелей. И мне кажется, что для понимания концепта темпоральности в НФ нужно как минимум вначале научиться чувствовать это самое Время внутри себя. Мы ведь часто, используя некий самогипноз, как бы условно залипаем в тоннелях своего сознания. Убегая в прошлое или путешествуя в будущее, мы одновременно обкрадываем тем самым свою биологическую силу, что очень близко по смыслу происходящего для понимания сюжета многих произведений, в которых та же телепортация расписана порой как "разрезание" человека на несколько параллельных жизней. Яркий и очень талантливый тому пример, тот же "Престиж" ("The Prestige" / 1995) от Кристофера Приста, очень удачно экранизированный в 2006 году Кристофером Ноланом. И, безусловно, единый базис того, что Время формирует именно сознание — который в свою очередь фундаментально поддерживают мистики, гностики и шаманы — прочно заложил свою крепкую основу в жанре альтернативной истории непосредственно. При этом жёсткий концепт именно календарного времени уже мало кого интересует, а попытки вырваться за пределы этого статичного хронометража одолевали фантастов со времени зарождения жанра АИ.
Закольцованные миры под знаком "если" — очень яркая и выразительная часть этой статьи. Множество версий и цитат из литературы (не только художественной) задают главное настроение этому разделу авторских размышлений, расцвечивая его массой увлекательных примеров и потенциальных рекомендаций для чтения. Кстати, во многих местах по расхожей метафоре приходится кусать себя за локти — ибо освещаемые первоисточники на данный момент не все переведены на русский язык. И для подобного ознакомления знание языка оригинала на уровне upper intermediate по умолчанию обязательно. В моём частном случае Кен Гримвуд "Переиграй" ("Replay" / 1986) так и останется пока манящей вкусной рекомендацией к дальнейшему ознакомлению с этой темой путешествий во времени и виртуозных попыток менять свою судьбу. Энтузиазм автора в освещении этого аспекта литературы заразителен — не то слово. И касательно всяческих упоминаний источников и аналогий этот текст по-своему глубок и бесценен. А вся условная иерархия предложенных к ознакомлению произведений подана как-то ненавязчиво, но достаточно подробно и плотно в контексте освещаемого вопроса.
Авторский интерес и любовь к теме АИ настолько велики и глубоки — какого же было моё личное искреннее удивление — оказывается зачатки АИ в определённом смысле были у Гайдара в "Горячем камушке", опубликованном в "Мурзилке" в 1941 году. Поиск возможных сакральных смыслов тем увлекательнее, чем менее читатель умеет накручивать ненужных "финтов" простым и ясным вещам. И тем ярче расцветает главная мотивация определённого автора-фантаста рассказать именно свою оригинальную историю с элементами history и story. Найти сложное в простом — это в самом хорошем смысле классный квест опытного библиофила, приятно растянутый в многолетнее хобби. И это умение заразительно в самом лучшем понимании этого термина.
Не могу упомянуть в качестве давнего фана творчества "Аквариума", как уместно и выразительно выглядит в статье их текст сингла "Поезд в огне" / 1988. Поэзия отечественного рока уже давно занесена особым сегментом в наследие Бронзового века, закономерно наступившего после Золотого и Серебряного этапов русской литературы. Многие рокеры (в том числе легенды зарубежного рока) создавали в своих маленьких оригинальных вселенных лучшие образчики жанра с элегантными вкраплениями альтернативной истории. Причем в своём творчестве многие из них символично играли элементами как story, так и history, — виртуозно сплетая в один мощный бикфордов шнур тройные смыслы возможных трактовок текста. Их оригинальные тексты в ключе плотных метафор говорят на языке эпохи и талантливо вбирают в себя огромные промежутки условного (нелинейного) хронометража.
Различные фантдопущения уже случившихся событий, преподнесённые в том числе в канве объективной классической истории потрясений человечества — это ещё одна интересная нить повествования сборника. И, кстати, в таком аспекте (в тексте нет этого примера, но есть схожие аналогии) к жанру АИ можно причислить великолепное и достаточно сложное произведение Виктора Франкла — пьесу "Синхронизация в Биркенвальде (Synchronisation in Birkenwald / 1948), которая по своему содержанию и нестандартному воображению автора вне всякого сомнения выходит за рамки привычных канонов воспоминаний из концлагерей второй мировой прежнего века. Незаживающие раны своих глубоких трагических впечатлений можно выразить различными художественными средствами. У Франкла вышел такой мощный космический психодел, что в определённой степени он может "состязаться" с самым смелым воображением фантастов в этом сегменте мировой литературы.
Эффектным росчерком полублатного пера выглядит в этом сборнике классный неформат 1992 года в блиц-интервью по телефону с Виктором Пелевиным, размещённый в разделе сборника "Интервью". Не могу удержаться и дать краткие выжимки этой конструктивной беседы с тем респондентом, который привык своими ответами вызывать вот такие примерно знаки препинания — ?!.. И это тот показательный случай, когда канула в лету целая эпоха тотального дефицита всего и вся, но тёплый юмор (во всяком случае так это читается именно сегодня) классным сленгом и приятным ностальжи согревает фанов Пелевина своей уместной недосказанностью и тайной его творческого "верстака". Пелевин как всегда прекрасен в своей творческой загадке, и моя искренняя признательность за этот материал просто безмерна.
ВП.: Я не даю никаких интервью. Можете написать, что у автора никаких сведений об авторе нет.
СС.: ?!
ВП.: Я очень долго шёл к этому. Я такой же, как и все вокруг.
СС.: Ладно, давайте о публикациях. Выйдет ли когда-нибудь Ваша книга?
ВП.: Уже выходит в "Тексте". Название — "Синий фонарь". В сборник вошли новые ранее не публиковавшиеся рассказы. Книга лежит уже давно.
СС.: А что не печатают? Расхватают ведь...
ВП.: Плёнки типографской нет на обложку. Кстати, для очистки совести спрошу: у вас там в Липецке нет там плёнки?
СС.: Нет. У нас одна типография, и та специализируется на бесшвейных изданиях, газеты там, брошюрки. Но я поспрашиваю, мало ли...
ВП.: Да нету. Это дефицит страшный.
СС.: Судя по рассказам "Откровение Крегера", "Хрустальный мир", "Луноход", Вы интересовались метафизикой, астральными материями и их влиянием на социум...
ВП.: Ну, мы-то с вами знаем, что никакого астрала нет. Нет даже колбасы.
СС.: В "Правителе" есть рояль, на котором как Правитель играет, так страна и живёт. Брежнев, например, играет "Собачий вальс". Хрущёв играл "Полёт шмеля", и в тот день был сбит самолёт Пауэрса. А что играют сейчас?
ВП.: Ничего. Рояль разбили и сожгли, а играют на шарманке.
СС.: (С ехидным удовлетворением): Вот и получилось небольшое интервью.
ВП.: Интересно, что люди всё же что-то читают и им это нужно.
Чудесная миниатюра, классно расцвеченная талантом двух отвязных любителей НФ направления. Если честно, такого тёплого и чистого юмора сейчас очень сильно не хватает. Вне всякой брутальности удалось в двух лицах разыграть отличный образчик лаконичного мастерства и драйва. Классный материал — изюминка сборника и ещё одни искренние lol*ы от благодарного читателя.
К слову сказать, постомодерн от Пелевина, вероятно, среди прочего литературного наследия лежит на периферии этого жанра АИ. Например, Операция "Burning Bush" (2010) с аллюзиями на "Розу Мира" Д. Андреева в определённом смысле несёт на себе отпечаток эзотерических откровений Пелевина непосредственно. Поиск новых конфигураций мышления и нестандартных форм авторского выражения — быть может, это тоже среди прочего знаковая атрибутика направления АИ.
Подводя итог, емко от себя замечу.
На семистах страницах этого сборника автором предпринимается довольно интересная попытка найти нестандартные формы освещения в аспекте унылого пейзажа общепринятых литературных шаблонов. И да, честно признаться: далеко не все произведения, которые упоминаются в сборнике, я читала; о многих из них имею беглое и поверхностное представление. Но это креативное исследование сделано и подано так талантливо, самобытно и увлекательно, что в определённой степени энтузиазм автора в ключе ознакомления со многими источниками постепенно передаётся и читателю непосредственно.
Тайные тоннели творчества; различные маршруты подобного метафорического движения; замысловатые путешествия в поисках ответов на возможные сакральные вопросы… Есть ли какой-то универсальный рецепт для того, чтобы гореть и не перегорать, постоянно удивляя своего потенциального читателя поиском новых конфигураций из ранее привычных форматов? -Мне кажется, что нет ничего универсального. Хотя бы по той простой причине, что это тот извилистый путь, который каждый, так или иначе, проходит самостоятельно, обретая свой особый эмпирический и творческий опыт. Путешествие от себя прежнего к себе ещё не случившемуся — примерно такие аллюзии у меня на личном восприятии вызвали материалы этого сборника.
Я бы хотел пожелать этому литературному локомотиву серии "С.С." много хорошего. Чтоб не взрывали рельсы, не гасла топка, не подмывало дорожную насыпь и не бросались под колёса всякие Каренины.
В гору. Всё в гору. У таких путей сообщения вокзалы и остановочные платформы всегда на вершинах.
Алексей Караваев, июль 2012.
Мне, признаться, в качестве искреннего благодарного читателя больше нечего к этому добавить. Красиво, цельно, глубоко. Многие материалы поданы с неподражаемым вкусом и вечным драйвом юности. Всё написано с душой и фундаментальным пониманием своей любимой темы.
И да, буквально пара слов в качестве необходимой репризы. В наш мегаскоростной век видео-ревью и мультимедиа мы избалованы всем возможным потенциалом красивой и эффектной подачи. Всем, кроме качества предоставляемой информации. Ответственность за свои мысли и выбор точной этимологии — вот, что можно искренне и от сердца потенциально пожелать пользователям сети, когда каждый второй активный блогер по умолчанию считает себя журналистом и опытным рецензентом. Возможно, в этом нет ничего критичного — ибо здоровая конкуренция рождает новые таланты. Но отмерять особой линейкой свои доводы и аргументы, одновременно освещая тему под всеми возможными углами и ракурсами — это самое большое мастерство, которое постижимо для многих, но доступно почему-то незаурядному меньшинству. Может ли журналистика быть искусством, а не только оперативной подачей очередной порции новой информации?.. Вероятно, может, особенно если речь идёт о грамотном воплощении эклектики в поиске нестандартных форм презентации своего интеллектуального продукта.
Отличный цельный сборник статей и аналитических размышлений. Искренне жаль, что в своё время он вышел малым тиражом. И точно так же, как в киноиндустрии есть свои проверенные пособия на тему "Мастерство актера и режиссера"; "Путеводитель по фантастике барона Велобоса" тоже в определённой степени может послужить для своей целевой аудитории настольным пособием "Как писать рецензии и оставаться даже через время интересным для своего потенциального читателя".
Третий роман Дмитрия Захарова – фантастическая антиутопия с мифологическими мотивами о реальности, в которой небо не похоже на гибсоновский «телевизор, включенный на мертвый канал»; здесь «вместо неба по-прежнему была грязная половая тряпка», иначе говоря, реальность эта – самая что ни на есть наша. В «Средней Эдде» есть граффити, убивающие тех, кто на них изображен; есть часы, ведущие отсчет до конца света; есть люди, которые могут иметь или не иметь некое отношение к скандинавским богам. Однако главное, что здесь кажется фантастическим, – мир власти, мир Москвы, мир закулисных высоких энергий, творящих совершенно невероятные вещи с пространством-временем, прошлым-настоящим, реальностью политической и даже физической. Беда в том, что этот уровень «Средней Эдды», представляющийся со стороны описанием какого-то абсолютно потустороннего, инопланетного измерения, какого-то абсурдного и страшного Мидгарда, – это уровень, в котором нет ни капли фантастики. Порукой чему – все те события, которые сначала были описаны в романе, а потом произошли на деле, отчего книга успела стать культовой. Стиль «Средней Эдды» таков, что ее можно с одинаковым успехом и разгадывать, и переживать; оба этих способа чтения требуют погрузиться в бездну Рагнарёка, когда с каждой страницей нарастают давление и неопределенность, а мир за окном сливается с миром за строчками – потому что это он и есть.
Как будет выглядеть высокотехнологичный мир будущего, где интернет и телепортация давно уже общее место, где людей лечат нанороботы, где телекинез, телепатия и полёты к звездам общедоступны – мы знаем по многочисленным фантастическим произведениям. Федяров рисует мир будущего, где все эти чудеса будущего – давно и навсегда пройденный этап развития человечества, и заглянуть за край Сингулярности позволяет его повесть «Сфумато».
Сегодня — о двух книгах, которых на момент номинирования на "Новые горизонты" "в бумаге" не существовало. Впрочем, одна уже успела выйти и даже доехать до первых покупателей. Видимо, это наш рекорд: сегодня в газете (в лонг-листе НГ), вечером — в куплете!
Егор Никольский, Елена Никольская. Змей подколодный (на правах рукописи). (Номинировал Сергей Соболев):
Что мы подразумеваем, говоря о новых горизонтах в литературе? Новые жанры? Трансформацию уже известного в необычный многогранный сплав? Новизну сюжета или идей? Думаю, что все это вместе. А потому книга, которая играет с читателем, заставляя его с удивлением смотреть на привычные вещи совершенно другими глазами; книга, способная дать некий «волшебный пендель» в сторону принципиально иной реальности и восприятия, прекрасно вписывается в это понятие.
«Змей подколодный». Фантасмагорическая сказка-головоломка, прячущая под неспешным детективным сюжетом тончайшие психологические формулы. Возможно, вы даже не сразу заметите, как авторский взгляд на взросление, на игры, в которые мы играем, на простые и всем известные истины потихоньку меняет вас. А ненавязчивые реминисценции каким-то непостижимым образом добираются до вашего сердца, раз за разом напоминая, что новое — это хорошо забытое старое.
«Ночь напялила личину дня, и день из нее вышел хмурый», — сказали авторы. Словно фокусники-престидижитаторы, они тасуют условия поставленных задач, подбрасывая читателю все новые и новые факты, постоянно трансформируя общую картину и не давая интриге потерять напряжение до самого конца. Прибавьте сюда элегантный юмор, полные контекстуальной игры диалоги с двойными, а то и тройными смыслами. Вдохните живой ветер-сирокко, пройдитесь по не менее живому городу, и — ках цирсшмей, как говорят авторы!.. — вы не захотите уходить из этого волшебного мира. Мира, который создан профессиональными инструментами — далеко не банальным воображением и блестящей стилистикой.
Да, судари мои! Здесь все не то и не так, как кажется. А привычное, знакомое и обыденное обязательно повернется к вам Другой Стороной. Заставит думать и перечитывать, перечитывать, перечитывать. Ведь как говорил небезызвестный британский граф, «Величайшее добро, которое ты можешь сделать для другого, — это не просто поделиться с ним своими богатствами, но и открыть для него его собственные».
Есть важные и даже знаковые для фантастики темы, берущие начало в мифах: рождение и гибель мира, появление и предназначение человека… Действительно, фантастика в наш «век разума» больше прочих литературных жанров подходит для того, чтобы допросить человечество с пристрастием.
Кто мы?
Откуда?
Куда идем?
Можно вспомнить, например, «Космическую одиссею 2001 года» Кларка, которой советская цензура, очевидно недовольная пунктом назначения для человечества по версии писателя, бесстыже отчекрыжила метафизическую концовку.
Однако сегодня в жанре преобладает коммерческое мелкотемье, и мало кто из авторов осмеливается не то что предложить свои варианты ответов, но и к вопросам этим подступиться.
Отрадное исключение – «Лабиринт для Минотавра» Михаила Савеличева. Сам автор аттестует роман как «ветхозаветный киберпанк» (определение, вызванное к жизни несколько лет назад появлением в номинационном списке «Новых горизонтов» его же рассказа «Мабуль»).
Что ж, генезис и смерть цивилизаций в произведении наличествуют, есть даже смерть-цивилизации и порожденные ими гипостазисы, а также рудоед «Пантократор».
Сложный, многоярусный роман изобретательно микширует мифологические и теологические мотивы, а заодно и выворачивает физику наизнанку. И этим его достоинства не ограничиваются. Еще одно — яркая визионерия, образный ряд текста. Благо автору есть где развернуться: одна из нитей сюжета рассказывает о терраформировании Венеры.
Впрочем, в романе, который подобно подлинному лабиринту стремится запутать, заплутать читателя, все сюжетные нити переплетены весьма искусно и даже изощренно.
И снова с прошедшими праздничками. Продолжаем публиковать отзывы жюри "Новых горизонтов-2019", сегодня — на роман Татьяны Буглак«Параллельщики». Сергей Соболев номинировал по рукописи, но с тех пор книга уже успела выйти на бумаге, если вдруг кому интересно.
Скучный, затянутый, неинтересный роман, написанный автором не очень умелым, начинающим, но, к сожалению, обладающим непомерным трудолюбием в выписывании проходных эпизодов и диалогов. Есть люди, которые очень любят рассказывать буквально все, что произошло сними – о чем говорили с коллегами на работе, о чем говорили в кафе с официантом, что было на пикнике, что на корпоративе- вот таким болтливым созданием предстает лирический герой, от имени которого написаны «Параллельщики». При всем том: фантастическая идея, лежащая в основе романа вполне «зачетная» и достойная лучшей разработки. И конечно для историков и социологов будет крайне интересно зафиксированное в романе социальное мировоззрение — святая уверенность, что промышленность можно спасти, национализировав крупнейшие предприятия, что сельское хозяйство можно спасти, возродив колхозы, это неприятие снобизма «Потомственных интеллигентов из Москвы», при одновременной демонстрации собственного снобизма (читатели Стругацких и Брэдбери — против потребителей попсы и комиксов). Это все очень интересно, но к литературным достоинствам романа отношения не имеет – так что осталось только пожелать здоровья доброму и снисходительному номинатору.
<br>
Андрей Василевский:
«Здравствуйте. Меня зовут Ната, я — параллельщица. Одно из двух: или вы в последнее время очень часто слышите это слово, или никогда его не слышали, и, скорее всего, не обратили внимания на промелькнувшее некоторое время назад сообщение о непонятном ЧП в одном из городов Центральной России — всё зависит лишь от того, где именно вы живёте. Но, думаю, в любом случае вам будет интересно узнать, что же означает это слово, верно? Так и моё начальство считает, к тому же уверено, что я "смогу всё правильно объяснить". На самом деле в этом его убедили мои коллеги, совсем не желающие заниматься "пустой писаниной": "Нам и так отчётов хватает". Поэтому рассказывать всё приказали именно мне, хорошо, не ограничив требованиями "писать надо так". Вот и буду рассказывать, как умею, и как запомнила».
И т. д.
Создается впечатление, что этот текст делал — именно делал — человек в фантастике относительно начитанный, но лишенный собственных художественных способностей. А жевать картон мне невкусно.
О себе автор пишет (на samlib.ru): «Паланики, Зюскинды и Оруэллы прошли мимо меня тихо-тихо, лесом, и исчезли в дали, стараясь не попасть под насмешки Уленшпигеля и Панурга. Вслед за ними тихими мышками проскочили героини любовных романов, боясь насмешек Рони и Динки. Образование историческое, интересы разные. Взялась писать, потому что без работы мозга не могу».
Одному Богу известно, как текст Буглак попал в этот список.
И дело не в том, что он по-старомодному длинный и описательный, что язык его стёрт, а в том, что это «настоящие старые горизонты». То есть перед нами фантастика ближнего прицела задней полусферы (Я не удержался от авиационного каламбура, но тут он хорошо объясняет родовые пятна самого метода).
В чём там дело? А вот в чём: молодая женщина проваливается в иное измерение и видит там СССР, который мы не потеряли. То есть всё как у нас, только лучше. (Про проваливание в прошлое, настоящее и будущее попаданцев разного рода можно написать уже целую книжку исследований и анализа типологии – то они спотыкаются о ржавую арматуру как в «Зеркале для героя», то в них бьёт молния, то они выходят из магического тумана, то они честно просыпаются кафкианским насекомым мундире Генералиссимуса, то используют разные машины. Из этого наверняка можно вывести какие-то социологические открытия, но это предмет отдельного разговора).
Итак, героиня оказывается в лучшем из земных миров с государственным капитализмом-социализмом и коллективным хозяйствованием на земле. Самое интересное там – несколько эпизодов с описанием зон перехода (живая материя мгновенно телепортируется с другой стороны зоны, а неживая может в неё проникнуть, оттого параллельные советские учёные остроумно швыряются туда стальными шариками, обмазанными дрожжами).
Беда этого романа именно в его размерах, он написан так, как пишутся сериалы – с подробным описанием всего, что происходит с героиней. Она встала, она почистила зубы, она идёт куда-то, герои произносят массу необязательных реплик, и то, что в недорогом сценарии увеличивает объём, в печатном тексте нагоняет уныние. В фантастике пятидесятых герой тоже, выморозившись из куска льда, вставал и потягивался, затем подробно рассказывалось, как он чистил зубы электрической щёткой, как машина мыла ему голову, как кулинарный лифт, открыв пасть, предлагал ему завтрак, и всё это было бальзамом на душу читателю, жившему бедно и неуютно. Но тут это съедает темп повествования и действует на читателя словно бром.
Но punkt тут именно в бальзаме другого рода, в законном недоумении честного обывателя: разве не лучше было хорошее сохранить, а недостатки устранить, что ж мы всё ломаем до основания, а затем?
Цитата по случаю: «…А результаты эти как раз и требуют, чтобы у нас была сильная страна, то есть вменяемая, независимая от “иностранных консультантов” и не хапающая всё, до чего дотянется, власть и мощная промышленность...
— Эх, поняло бы это наше руководство, — вырвалось у меня. — Прости, продолжай».
Одним словом – этот роман прекрасен. И возможно, он символизирует новые горизонты фантастической литературы, когда читателю захочется приникнуть к старым сказкам на новый лад и погреть душу картиной улучшенного настоящего социализма-капитализма с человеческим лицом. В общем, порассуждать вослед бродячей цитате из драматурга Шатрова, ошибочно приписываемой Салтыкову-Щедрину: «Они сидели и день, и ночь, и ещё день, и ещё ночь, и всё думали, как бы сделать их убыточное предприятие прибыльным, ничего в оном не меняя».
Ничем не примечательная девушка попадает в параллельный мир, мило сочетающий научно-технический уют советского разлива с эхом недавних гражданских войн и постоянной угрозой межпространственного технотерроризма. Там она находит настоящих друзей, смысл жизни и повод время от времени жертвовать собой.
«Параллельшики» примечательны и даже полезны как один из примеров очерка (который когда-нибудь все-таки будет написан) про кризис российской фантастики в первых декадах текущего века, но почти невыносимы для случайного читателя. Случайным следует признать всякого непривычного к дамским, при этом сдержанно левацким попаданческим романам, отличающимся от стандартных вялостью сюжета и всепоглощающей детализацией.
Текст представляет собой кристально чистый пример эскапизма, влажной мечты о бегстве из нашего ужасного мира (где почти нет «русских товаров» и где «На меня косо посматривали на улицах — я слишком открыто улыбалась, отвыкнув носить маску равнодушия и отстранённого эгоизма») в славную реальность чистой дружбы, вынужденного самообеспечения, власти «военных, но не вояк, а хорошо знающих экономику, умеющих действовать и в стране, и во внешней политике», романов Другаля, экранизаций Снегова и Ле Гуин. Идеологически это утопия 20-х годов типа "Месс-менд", зацикленная на мелочах и дотошно подробная (бесконечные повествования о том, что кушали герои на завтрак, а что на обед, заткнет за пояс иную любящую бабушку), ну и немножко «Незнайка» — в Солнечном городе (там, где про чудесные дома и аппараты) и на Луне (там, где политэкономия), но везде, увы, сильно хуже оригинала. Эстетически — фантастика ближнего прицела 50-х: много пафоса и забалтывания сюжета наукообразной ерундой, счастливо избавленной от любого сходства с реальной наукой — любой, включая психологию и филологию. Литературно — стандартная самиздатовская простыня (хотя, похоже, книжное издание на подходе). О языковом чутье рассказчицы более-менее все говорит данное ей (и благосклонно принятое ею) ласковое прозвище Сплюшка.
Отдельный забавный момент связан с пещерной ксенофобией — ну, будем считать, повествовательницы, — которая явно считает себя интернационалисткой, гвоздит гадкую спесивую москвичку, сочетающую сословное высокомерие с православным и высокорусским, — но то и дело напоминает о национальности нерусских героев (лукавое лицо татарки, мощный башкирин, пожилой вдовый узбек, азиатская улыбка и т. д.), а заметную часть злодеев маркирует украинским произношением.
Цитата напоследок:
«А я ставила фоном песни из "Архимедов" и "Электроника", крутила по вечерам фильмы сорокалетней давности, а в обеденный перерыв, не скрываясь, читала Стругацких и Бредбери, и столь же недоумённо глядела на спрашивавших меня "с тобой всё в порядке?". И не понимала, как можно слушать очередную попсовую муть, называть научной фантастикой комиксы, не знать, где Полярная звезда, и верить в "Битву экстрасенсов".
К марту от меня отстали даже самые любопытные приятельницы, причём многие вообще перестали со мной общаться. Знакомые же парни, повёдшись было на мою "модельную" стройность, а на самом деле — болезненную худобу, — и попытавшись привлечь к себе моё внимание, быстро исчезали с горизонта, услышав какое-нибудь безобидное замечание про "гениальность" боевика и "крутизну" РПГшки. Некоторые всё же удосуживались бросить перед исчезновением: "Слишком умная, да? Кота купи, и учи!", и, вопреки общепринятому представлению, быстро находили утешение в обществе некрасивых, но глуповато-восторженно смотревших на них, и не помнивших даже таблицы умножения, девушек. Я лишь смеялась, вспоминая, с каким уважением и Лот, и Виталий, и вроде бы воспитанный в традиционной мусульманской семье Шафкат относились к своим жёнам, гордясь тем, что такие умные девчонки выбрали именно их среди других достойных. Но в моём родном мире и привычном для меня кругу общения принято было быть первыми среди посредственностей, а не равными среди талантливых.»
<br>
Дмитрий Бавильский:
Совершенно случайно Ната телепортируется в параллельный мир, очень похожий на её собственный, однако, всё же иной, на первый взгляд, более комфортный.
Поначалу кажется, что Ната телепортировалась в идеализированный СССР, который не закончился с Перестройкой, но продолжает развиваться по своей собственной траектории.
Такая идея была бы весьма продуктивной, но и ставила перед автором вовсе неподъёмные задачи, поскольку замысел Буглак совершенно иной: у себя дома Ната была одинокой и невыразительной девицей, об исчезновении которой способны волноваться только её родители, тогда как попав в параллельный СССР, она оказалась среди ученых, участвовала в стрелялках и вообще спасала мир.
Проявившись среди новых, светлых людей, которыми движет не корысть, но общее дело улучшения жизни всего человечества, Ната оказывается полностью лишённой прошлого.
И хотя обладает исключительной памятью, приводящей к возникновению в параллельной реальности целых посёлков из её личного детства, она ничего не говорит о своей работе, близких, женихах и любовниках – то ли их не было, то ли эта часть памяти у параллельщицы не работает.
Единственный раз, когда в Нате начинает шевелиться её прожитая жизнь, выглядит так:
«Но всё же хотелось домой, особенно из-за загоняемого вглубь, но постоянного и всё больше росшего страха за родных. Пропасть навсегда... Я даже не представляла, что сейчас с родителями, ведь шёл пятый месяц моего исчезновения. Это в книжках хорошо: попал в сказочное королевство, и обо всём забыл, особенно о родителях, только что иногда куцыми знаниями физики с химией пользуешься. Авторы — то ли полнейшие эгоисты, то ли все поголовно детдомовцы. Ну вот, а подумала-то сначала лишь о том, как хорошо, что можно мыться в душе…»
Во всём остальном, что не касается личной жизни Наты, «Параллельщики» избыточно подробны – почти как Ленинград 1977-го года у Михаила Королюка.
Есть, впрочем, и отличия: параллельная реальность у Буглак не ретроспективна (хотя в её новом мире до сих пор проводят ноябрьские демонстрации и практически не пользуются импортными товарами), но утопична: параллельный мир поначалу выглядит коммунистическим раем – вот как у жителей Солнечного города Николая Носова, живущих одной, крепкой семьёй, вне индивидуализма, столь присущего человеческой психике.
Люди здесь дружелюбны и бесконфликтны, а если кто-то не вписывается в дружеское или профессиональное общение, то быстро исчезает – из чего, кстати, как-то ясно понимаешь о причинах, побудивших Татьяну Буглак приняться за сочинение фантастических произведений.
Она настолько дотошно описывает блюда и моды параллельного мира, не знавшего капитализма, а также безмятежные отношения в коллективе, куда попадает Ната, с их дружескими подначками и вылазками, что начинает казаться: главное авторское достижение – микст фантастики и женского романа, где «метафизика» заменена «бытовухой».
Правда, посчитать, что «Параллельщики» это такая особенная «женская фантастика» мешает отсутствие любовной линии, которая, вроде бы, и постоянно наклёвывается, но всё время срывается с крючка.
Потому что или же это автор себе не может позволить такой вопиющей неправды и даже где-то фантастики (что ж там за Ната-то такая?!), или, ну, в самом деле, какая личная жизнь, если человека постоянно мотает, туда-сюда, между мирами?
А потом, когда сектанты «исконники» начинают атаковать Солнечный город своими энергетическими установками, разрушая линейные хронотопы и смешивая времена, запирающие города и даже целые страны внутри временных блокад (из-за чего, было дело, президенты многих государств однажды год просидели безвылазно в Женеве), вся эта утопия начинает оползать и из под неё в последней части вдруг повылазило мурло спецслужб, которых, конечно же, скопом и дружески, хорошие люди одолели, но осадочек-то всё равно остался.
Причём не у Наты, так и оставшейся верной своим новым друзьям, даже вернувшись в нашу злобнокорыстную реальность, но у читателя, который поверил в утопию, продержавшуюся чуть ли не до самых последних страниц.
Её, утопию, то есть, в наших глазах, разумеется, восстановят, так как, сгрудившись, коллеги-друзья одолевают проверяющие «инстанции в сером», однако, штука в том, что подлости в этой книге творились регулярно и описывались достаточно методично, тогда как финальные объяснения вышли скомканными и беглыми – примерно как рэп-речитатив.
Штука ведь не в том, что в параллельной реальности хороших людей больше, чем серых, но в том, что сам этот феномен сокрытого тоталитаризма существует и в других мирах.
Хотя, между прочим, Ната мир, таки, спасла, хотя в этом я не уверен: «Параллельщики» написаны таким образом, что многие фундаментальные моменты в нём не прописаны толком, а то и вовсе, закрученные вокруг только реалий сюжета, но не общей логики потусторонней жизни, смазаны, чтобы начать противоречить самим себе.
Я так и не понял является ли этот параллельный мир ответвлением от СССР, отпочковавшимся в 1993-м году, или же существовал и эволюционировал со времён Царя Гороха – Буглак даёт намёки для обоих версий.
К тому же, из-за систематического террора «исконников», обрастающих жертвами среди мирного населения, к концу книги возникает целое поселение «параллельщиков», попавших в один из параллельных миров (почему именно в этот?) из разных времён.
Появляется там, к примеру, крепостная, дважды проданная помещиком, девушка Маша, а потом и вовсе дикарь Славка…
Эффектная дебютная идея оказывается смазанной: сюжетные противоречия Буглак пытается снимать экшном, из-за чего плодит ещё больше недокрученных последствий.
Описания быта, магазинов и пикников, готовки еды и отношений людей «мира будущего», где летают к Марсу и работают на отечественных операционных системах, даются Буглак лучше стрелялок, однако, раз в избранном ей жанре должны появляться погони и схватки, автор идёт и на это.
Со скрипом, но идёт.
Людям почему-то кажется, что фантастику писать проще реализма, ну, или, увлекательнее, забавнее, что ли.
Однако, раз за разом сталкиваешься с одним и тем же эффектом затянутой фантазии: авторы, придумавшие увлекающие дебютные концепты, выкладывают их в самом начале, а дальше «краски» фантазий начинают бледнеть и даже стираться.
Оказывается, что даже самый изощрённый фантаст, не говоря уже о любителях, вряд ли способен продумать параллельный мир во всех его деталях.
Да и придумывают обычно не отдельные детали, а общие системы, внутри которых нет логических противоречий, или, «хотя бы», стиль и оптику письма, создающих непрямые эффекты инаковости и странных смещений.
Вот как Андрей Платонов…
Но пластически решить несуществующий мир нашим авторам нереально, из-за чего задачи свои они принимаются решать в лоб, превращая прозу в комикс.
Проколы в «фантастическом» возникают в этом тексте из-за нерешённости сугубо «литературных» вопросов – интонации, стиля, уж не говоря об чёткости нарративного расчёта: да просто условному «опытному литератору» любой, даже самой реалистической направленности будет написать подобный НФ-текст гораздо проще, нежели начинающему прозаику, идентифицирующему себя «фантастом».
Опытного прозаика сам «уровень письма» вывезти способен, тогда как «Параллельщики» исполнен со всеми родовыми травмами начинающего автора, хотя тщательная редактура и сокращения его могли бы спасти, но вот для чего?
Для того, чтобы автор сделала второй, более концептуально выверенный вариант путешествия Наты в утопию, от которой становится страшно даже жителям путинской России?
Если возвращение в СССР от Михаила Королюка сделано с точки зрения имперца и явного приверженца социализма, то СССР-штрих от Татьяны Буглак создан человеком «демократических убеждений», хорошо понимающим, что у любой формации существует две противоположных стороны.
А их и больше.
В нынешней России Нате и скучно и серо, и некому руку подать, а в параллельном СССР-штрих Нату пытают то в психушке, то в застенке, истощают морально и физически, а также буквально доводят до ручки, вместо того, чтоб бескорыстно любить, так как, выходит, что нет любви даже среди людей, объединённых великой идеей спасения мира.